В этой темноте мы точно не рассмотрели б ничего, если бы не свечи, так любезно припрятанные мною в дорожном рюкзаке. Сам не знаю зачем, порой мои действия не поддаются человеческой логике. Так что теперь, несмотря на почти одиннадцать часов ночи я мог лицезреть алый шлейф её волос, так ярко развевающийся сейчас на ветру.
— Боже, как же они отросли.
Возможно, она бы покраснела, лет так десять назад, но сейчас её было таким не смутить.
— Знаешь, для атеиста ты божишься слишком часто.
Один — один. Я улыбаюсь, злорадно отхлёбывая из термокружки новый глоток латте. Даже не видя её лица, чувствую, как она непременно морщится.
— Это всего лишь кофе с молоком, а не яд, Хэл. Клянусь, из всего длинного списка меня убивает явно не это.
Она смеётся и шутливо протягивает мне свою кружку, уже зная, что я придумаю тысячу и один способ не пробовать её «божественный» напиток. Нет, я верю, что чёрный крепкий кофе может быть прекрасен. Ну, почти. Просто, наверное, я ещё до него не дорос.
— Когда-нибудь ты будешь пить человеческие напитки, Вик. В аду тебе никто не сделает латте.
— Черт, — и я смеюсь, понимая, что это никак не лучше «боже», — придётся к тому моменту переучиться, но никак не раньше.
К небу тянется узкий сизый дым от её сигареты, и я прикуриваю следом, открывая свою очередную пачку Pall Mall. На это она уже не морщится, что конечно радует. Пусть не кофе, но сигареты мы можем делить на двоих.
Она протягивает мне наушник с загадочной улыбкой, и я закрываю глаза, выдыхая очередной клуб дыма, чтобы полностью погрузиться в незнакомый мотив. В такие моменты я жалею, что не умею выдыхать дым кольцами, хотя уверен, что смог бы её развеселить своими неловкими попытками. Может и попробую, попозже, в душе давно возится нехорошее ощущение — это солнце улыбается слишком редко.
Если бы мы жили в другую эпоху, то я точно знаю, она бы записывала мне пластинки. Или кассеты. А с десяток лет назад точно носила бы диски. Делая любым из этих действий меня невероятно счастливым.
В голове теперь звучит что-то знакомое и неизвестное одновременно. Наверняка одна из тех групп, у которых я слушал пару случайных песен. Слова о боли и потерянной любви опутывают коконом и вместе с тем напоминают то, о чем я совсем забыл рассказать.
— Знаешь, мне сегодня приснилось…
Она смеётся, не давая мне закончить, и я вынужденно открываю глаза, чтобы не пропустить этот момент. Непонимающе моргаю, всё ещё находясь не совсем в этом мире, как и всегда, когда слушаю что-то прекрасное.
— Я тоже хотела тебе рассказать о сне.
Это даже не удивительно. В полутьме изображаю некий галантный жест, предлагая быть первой, отчего, кажется, смешу её ещё сильнее. Ладно, попытка не засчитана, хотя попробовать всё равно стоило. Выкидываю бычок куда-то далеко вниз, стараясь не смотреть траекторию полёта. Всё равно, с кем бы я ни находился, крыши сводят меня с ума.
— Представляешь, я увидел во сне шикарный эскиз новой татуировки!
Она молчит, не перебивая, видимо зная меня слишком хорошо. Да, на таком приятном моменте мои сны никогда не умели заканчиваться.
— Что? Он шикарен, хотя я надеюсь никогда не воплощать его в жизнь. Но, знаешь, если она умрёт, это будет самая меньшая боль, из тех, что мне придётся пережить.
Она разочарованно вздыхает и смотрит на меня с какой-то смесью непонятных чувств. Будь здесь чуть светлее, я мог бы попытаться угадать, хоть я и сейчас делаю ставку на тёплую грусть. Ещё один разочарованный вздох уже пугает, если бы не слова вместе с ним.
— Ладно, чёрт с тобой, на этот раз ты победил. Только сны, знаешь, частенько к нам приходят, так что первенство недолго будет за тобой.
Я уверен, что позже мы поговорим об этом. Обо всех наших снах, включая их последствия. Возможно даже займёмся психоанализом, чтобы потом то ли ржать, то ли пугаться сильнее. До рассвета ещё долго, можно сказать, что целая жизнь.
Тени от свечей играют странными картинами на парапете крыши, а я не могу выкинуть из головы одну несвойственную атеистам мысль. Как я безумно благодарен богу или богам за то, что этот необыкновенный человек оказался на одном жизненном пути со мной.